Ностальгия
Нью-Йорк: «Станция Кью»
«И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло» (Отк.21:4).
Посвящается всем иммигрантам и репатриантам, моим братьям и сестрам, людям одной судьбы, тем, которые живут за пределами своей родины.
2 — часть.
На перекрестке появилась небольшого роста китаянка, одетая в длинное разноцветное платье, с покрывалом на голове и какой-то котомкой в руках. Я направился к ней и, когда мы поравнялись, поздоровался.
– Здравствуйте, бабушка! – громко крикнул я, полагая, что она могла плохо слышать.
Бабушка отскочила в сторону и ничего не ответила. Она бросила взгляд налево, потом направо в поисках ближайшей узкой улочки. Я понял, что сейчас мое спасение может исчезнуть, и тихо спросил:
– Скажите, где здесь «Станция Кью»?
Бабушка смотрела на меня черными глазами, в которых я увидел страх: «Что хочет этот большой белый человек с зеленым чемоданом? Не собирается ли он отобрать у меня котомку?» Кроме того, в глазах старушки я рассмотрел ностальгию. Это была тоска по далекой родине, по Китаю, по той земле, где жили ее предки, а она, когда была еще совсем маленькой девочкой с двумя черными косичками, бегала по пыльным улицам города Сиань. Кроме того, там, в Китае, ее не останавливали незнакомые прохожие, и она чувствовала себя безопасно.
– Мне на Манхеттен нужно, – вяло произнес я, теряя всякую надежду на то, что эта китаянка сможет мне в чем-то помочь.
Бабушка вновь посмотрела на меня, пожала плечами, и, что-то ответив на китайском языке, низко опустила голову. Постукивая палочкой по булыжникам, старушка направилась по одной из улочек куда-то вглубь района. Ее деревянная палочка с изображением на изогнутой ручке головы красного дракона тоскливо стучала:
– Ностальгия.
– Ностальгия.
Голос палочки исчез за поворотом, а мне пришлось двинуться дальше в поисках нового человека. Колеса моего зеленого чемодана застучали по серым камням:
– Ностальгия.
– Ностальгия.
Я посмотрел на чемодан – и тот умолк. Видимо понял, что мы здесь, в Америке, не навсегда. Скоро домой вернемся.
К счастью, навстречу мне, устало шаркая ногами, двигался темнокожий пожилой человек, на голове которого висела кепка, вряд ли помогавшая ему согреться этим морозным утром. Я, подойдя к нему, шепотом спросил:
– Не могли бы вы указать мне дорогу на «Станцию Кью»?
– На «Станцию Кью»?
Мужчина закрыл глаза, что-то вспоминая. Потом на ломанном английском произнес:
– Пойдем. Я тебя проведу.
Я последовал за ним. Дойдя до одного из поворотов, человек остановился, пытаясь сообразить, в каком направлении нужно идти дальше.
– Я не помню, – ответил он, – у нас в Кении все было просто.
По его изрезанным глубокими морщинами щекам бежали слезы. «При реках Вавилона, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе. На вербах посреди его повесили мы наши арфы» (Пс.136:1-2). Это была ностальгия. Нам пришлось распрощаться. Я пошел дальше, а силуэт человека из Кении утонул в зданиях китайского района.
Но минут через пять передо мной появилось серое здание, на первом этаже которого располагался магазин. На зеленой витрине красовалась надпись: «Донецк – Деликатесы». «Наши люди», – подумал я. Они-то уж точно знают, где «Станция Кью». Я зашел в магазин, на витринах которого находился всевозможный товар из Донецка, Днепропетровска, Запорожья, Киева, и еще сыр из Москвы. В нескольких отделах стояли небольшие очереди, и так было приятно слышать русскую речь, которая, словно музыка, разливалась от одного до другого края магазина деликатесов. Выждав удобный момент, я подошел к девушке-продавцу, поздоровался и спросил:
– Вы не подскажете мне, где находится «Станция Кью»?
Девушка одним взмахом головы отбросила черные волосы назад, посмотрела на меня сердито и грубо ответила:
– Я не знаю.
Русская душа. Прожив в Америке, наверное, немало лет, не научилась вежливости или хотя бы пластмассовой американской улыбке. А возможно и с мужем поссорилась –кто знает, что водится в потемках души русского человека. А может быть это ностальгия, которая покоя в далекой Америке ей не дает, к депрессии ее привела. А депрессия – как коррозия. Человека изнутри разъедает.
Передо мной, словно стены неприступного Иерихона, плотным туманом вырисовались контуры безнадежности. Ностальгия по далекой родине пыталась проникнуть в закрытые для нее двери моего сердца. Развернувшись, я направился к выходу из магазина донецких деликатесов. На невысоком дереве акации, свернувшись калачиком и растопырив перья, пела какая-то птица. Даже не пела, а скорее издавала звуки, которые напоминали слова:
– «Станция Кью».
– «Станция Кью».
С неба стеклянными каплями падал мелкий дождь. Он разукрасил мокрым цветом асфальт и прохожих. В выбоинах стояли лужи, в которых виднелись осколки серого неба. Возле моих ног терся промокший рыжий кот. Он то и дело посматривал на меня в ожидании получить кусочек ветчины, но, к сожалению, у меня ничего не было, чтобы его угостить.
– Что, друг? – произнес я. – Ты русский язык понимаешь?
Кот ожил, и, казалось, понял меня, но объяснить ничего не смог. Тени людей мелькали вдоль дороги, по которой неслись сонные машины. Я поднял глаза, и вдруг напротив, в пяти метрах от «Донецких Деликатесов» увидел надпись: «Станция Кью». Еще не веря своему счастью, я помчался навстречу открытым дверям станции. За мной, словно верная дворняжка, бежал, стуча колесами, чемодан. Через несколько минут зеленый поезд, набитый пассажирами, уносил меня в Манхеттен.
Продолжение: Ностальгия; Нью-Йорк: «Станция Кью» 3 часть.
Автор эссе: Олег Короткий Израиль, г. Ашкелон
