«Все эти …радовались, и говорили о себе, что они странники и пришельцы на земле. …Они стремились к лучшему, то-есть к небесному»
(Евр. 11:13-16).
Странник
Однажды, странствуя среди долины дикой,
Внезапно был объят я скорбию великой
И тяжким бременем подавлен и согбен.
Как тот, кто на суде в убийстве уличен,
Потупя голову, в тоске ломая руки,
Я в воплях изливал души пронзенной муки
И горько повторял, метаясь, как больной:
«Что делать буду я? Что станется со мной?»
И так я, сетуя, в свой дом пришел обратно.
Уныние мое всем было непонятно.
При детях и жене сначала я был тих
И мысли мрачные хотел таить от них,
Но скорбь час от часу меня стесняла боле;
И сердце, наконец, раскрыл я поневоле.
«О горе, горе нам! Вы, дети, ты, жена! —
Сказал я, — ведайте: моя душа полна
Тоской и ужасом, мучительное бремя
Тягчит меня. Идет! Уж близко, близко время,
Наш город пламени и ветрам обречен,
Он в угли и золу вдруг будет обращен,
И мы погибнем все, коль не успеем вскоре
Обресть убежище. А где? О горе, горе!»
Мои домашние в смущение пришли
И здравый ум во мне растроенным почли.
Но думали, что ночь и сна покой целебный
Охолодят во мне болезни жар враждебный.
Я лег, но во всю ночь все плакал и вздыхал
И ни на миг очей тяжелых не смыкал.
Поутру я один сидел, оставя ложе.
Они пришли ко мне; на их вопрос я то же,
Что прежде говорил. Тут ближние мои,
Не доверяя мне, за должное почли
Прибегнуть к строгости. Они с ожесточеньем
Меня на правый путь и бранью и презреньем
Старались обратить. Но я, не внемля им,
Все плакал и вздыхал, унынием тесним.
И, наконец, они от крика утомились
И от меня, махнув рукою, отступились
Как от безумного, чья речь и дикий плач
Докучны и кому суровый нужен врач.
Пошел я вновь бродить, уныньем изнывая
И взоры вкруг себя со страхом обращая,
Как раб, замысливший отчаянный побег,
Иль путник, до дождя спешащий на ночлег.
Бессонный труженик — влача свою веригу,
Я встретил юношу, читающего книгу.
Он тихо поднял взор — и вопросил меня,
О чем, бродя один, так горько плачу я?
И я в ответ ему: «Познай мой жребий злобный:
Я осужден на смерть и позван в суд загробный, —
И вот о чем крушусь: к суду я не готов,
И смерть меня страшит».
«Коль жребий твой таков, — он возразил, —
И ты так жалок в самом деле,
Чего ж ты ждешь? Зачем не убежишь отселе?»
И я: «Куда ж бежать? Какой мне выбрать путь?»
Тогда: «Не видит ли твой взор чего-нибудь?» —
Сказал мне юноша, вдаль указав перстом.
Я оком стал глядеть болезненно-отверстым,
Как от бельма врачом избавленный слепец.
«Я вижу некий свет», — сказал я наконец.
«Иди ж, — он продолжал, — держись сего ты света,
Пусть будет он тебе единственная мета,
Доколе оных врат еще ты не достиг,
Ступай!» — И я бежать пустился в тот же миг.
Побег мой произвел в семье моей тревогу,
И дети, и жена кричали мне с порогу,
Чтоб воротился я скорее. Крики их
На площадь привлекли приятелей моих.
Один бранил меня, другой моей супруге
Советы подавал, иной жалел о друге,
Кто поносил меня, кто на смех подымал,
Кто силой воротить соседям предлагал,
Иные уж за мной гнались, но я тем боле
Спешил перебежать городовое поле,
Дабы скорей войти, оставя их места,
Спасения путем в таинственны врата.
стихотворение Александра Сергеевича Пушкина на «Путешествия Пилигрима в Небесную страну» (Джон Буньян)
Предисловие издательства Книга "Потоки в степи" была напечатана на английском языке в 1925 году. Она содержала в себе рассуждения, цитаты и слова ободрения, которые помогали госпоже Л. Б. Кауман в период ее миссионерской работы в Японии и Китае - особенно в последние шесть лет, когда она ухаживала за умирающим мужем. Этот русский перевод включает некоторые изменения и исправления. В книге использована поэзия, написанная на русском языке. Эта книга для ежедневного чтения не предназначена заменить личное чтение Библии, но должна быть использована только как дополнение к личному изучению Слова Божьего. "Глаголы уст Его хранил больше, нежели мои правила" (Иов. 23:12). "...Пробьются воды в пустыне и в степи потоки" (Исаии 35:6)
